Уголок страшных историй

Мне было шесть лет. Родители были на работе, бабушка у подруги, а я предоставлена сама себе. Я была хозяйственной девочкой и честно готовила шарлотку. Шарлотка не получалась, но ведь главное для ребенка не результат, а напачкать как можно больше посуды и гордо показать результаты труда родителям.

Неожиданно мне стало неуютно. Мне показалось, что в квартире, кроме меня, кто-то есть. Шаркнул бабушкин войлочный тапок. Скрипнула дверь в туалет. И больше ничего. Тишина. Абсолютная тишина. Это я сейчас знаю, как называется ощущение, когда по спине вверх вдоль позвоночника пробегают мурашки, прячась где-то в волосах, и очень хочется обернуться... а ты продолжаешь делать вид, что ничего не замечаешь, и занимаешься своими делами. Но чувствуешь, как из пустого коридора на тебя кто-то смотрит. Хотелось закрыть лицо руками, забиться в угол, спрятаться. Резкий поворот головы, и где-то на краю поля зрения тебе мерещится прячущийся за углом коридора силуэт: злобный взгляд, сгорбленная фигурка в синей накидке, большой нос и тонкие красные губы. Доли секунды — и ты, недоуменно во все глаза смотришь на табуретку, стоящую в коридоре, входную дверь и угол. Но там ничего и никого нет, только пустой коридор. Но ты помнишь тот краткий миг, когда твой взгляд «его» поймал.

Каждый раз, когда я оставалась на кухне одна, он смотрел на меня из коридора. Я чувствовала его. Но каждый раз, когда я поворачивалась, «он» прятался за углом.

Я перестала садиться спиной к двери, боясь, что он схватит меня сзади. Я не хотела оставаться одна в квартире. Я всегда включала в коридоре свет, чтобы ему нельзя было выйти из тени. Со временем страх прошел. Вернее, не так: я еще видела мелькание его фигуры, знала, что он там — подсматривает из коридора, когда я одна. Он всегда знал, когда я поворачивалась в его сторону. Он был быстрым, но иногда я успевала его разглядеть.

К 15 годам я покинула родительский дом и уехала жить в другой город. Жила в съемных квартирах, завела две собаки, чтобы не оставаться одной в темноте. Я уж и забыла про детские страхи, какие-то «глюки», ощущения, игру света и тени. Пока снова не поселилась в такой квартире, где за мной можно наблюдать из-за угла.

Он меня ждал. Однажды, на второй месяц моей жизни на новом месте, в темноте коридора снова мелькнул он. Он изменился, но это был он. Я ни с чем не могу спутать его длинный нос, маленькие злые глубоко посаженные глазки и ухмылку. Так же, как в детстве, краешком зрения я, взрослая женщина, опять уловила его. На этот раз он был в синем пальто 80-х годов. Синее, грязное и дешевое пальто. Но почему-то я отнеслась к нему, как к старому знакомому. Увидела — и черт с ним. Пыталась понять: «А почему это в новом доме водятся мои детские страхи?». Может быть, вещи в коридоре так лежат, что на стенах играют причудливые тени. А, может быть, переутомление, нервишки пошаливают. Всякое бывает...

Но недавно меня сильно удивила подруга, которая решила пожить у меня некоторое время. Прекрасным осенним утром она у меня спросила: «А чего это у тебя тут по дому мужики в синих пальто расхаживают?..».

 

Поведаю вам историю, что произошла весной этого года. Я живу в Москве, в одном из спальных районов. Типичная картина: панельные дома, промзона, стройки, область рядом. Все у нас спокойно и тихо, не считая редких пьяных дебошей да драк с хулиганами.

Но вот пару месяцев назад у нас стали пропадать люди. Только из моего подъезда исчезло двое, а в общей сложности их было уже около десяти. Само собой, в народе пошла молва об объявившемся маньяке, около подъездов висели объявления с призывами не гулять одним в темное время суток — в общем, граждане старались соблюдать локальный комендантский час. Мне тоже было не по себе: по вечерам, если хотелось погулять, созывал всех, кого можно. А люди продолжали исчезать.

И вот как-то раз я возвращался с учебы домой. На дворе было еще светло, май все-таки, настроение приподнятое, так как сегодня в университете удалось закрыть давний долг. Путь мой лежал через стройку, очередной жилой дом понемногу рос из земли, возводимый то ли таджиками, то ли молдаванами.

Промышленная романтика привлекает меня, потому я оглядывал огромный огороженный пустырь, по которому сновали люди в синих комбинезонах, перекрикиваясь грубыми возгласами. Вот высотный кран, вот желтый немецкий бульдозер, вот штабель огромных опорных балок, груды кирпичей, бетономешалка…

Внезапно мой взгляд выхватил из общей картины строителя, быстрым шагом направляющегося в барак для рабочих. Все в нем было вроде бы нормально, вот только в руках он нес… женскую сумочку! В своем запыленном комбинезоне, бородатый, немытый, он держал в руке убогую подделку под «Chanel». Это выглядело, наверное, комично, но внутри меня всё похолодело. Зачем она ему, откуда? Подарок даме? Какая дама у гастарбайтера, у него все родные на родине. Трансвестит? Ха-ха. Украл? А вот это очень может быть…

Я считаю себя человеком с активной гражданской позицией, поэтому без колебаний пошел и сообщил нашему участковому об этом строителе. Мой отец с Петром Васильевичем хорошие приятели, да и с раскрываемостью у господина полицейского не ахти, поэтому он пообещал проверить, как да что. На этом мое участие в истории завершается.
Петр Васильевич прибыл на стройку, после недолгих препираний со строителями оказался в бараке, где начал проводить обыск. В дверях столпились насупленные, встревоженные рабочие. В самом дальнем углу бедно освещенной пародии на жилое помещение он обнаружил накрытую брезентом гору из мужских и женских сумок, сапог и ботинок, а также два дорогих ошейника. Участковый немедленно связался по рации с опергруппой, достал табельный пистолет и приказал всем лечь на пол.

Опергруппа задержала шестнадцать строителей во главе с прорабом. Вскоре шайка созналась в том, что похищала людей с целью завладеть их имуществом… а еще им нечего было кушать. Даже бывалые оперативники оторопели от услышанного. Гастарбайтеры жаловались на скупых работодателей, месяцами не выдающим заработанные деньги, на холод и голод…

Копали недолго, земля была мягкой. В воздухе распространялся запах перегноя и падали. Строители тем временем рассказывали, как они утилизировали тела: расчленяли их болгарками, все съестное оставляли себе, потроха, кости и головы сваливали в могилу. Ценные вещи делили между собой. Понимая, что терять нечего, рассказывали, какие блюда готовили из наших соседей, нахваливали пловы, гуляши и бульоны. Закатывали мясо в банки — на зиму. Следователям хотелось пристрелить выродков на месте, без суда и следствия.

Наконец, следственной группе открылось массовое захоронение: фрагменты тринадцати человеческих тел и останки четырех собак. Тут и там из земли скалились черепа. На некоторых костях сохранилось мясо, но с большинства оно было счищено ножами. Даже видавшие виды опера отворачивались, иных мутило.

На закрытом заседании всем вынесли пожизненное. Никто не дожил до зимы.

 

Одна моя родственница 20 лет проработала в судмедэкспертизе. Когда я была маленькая, я ее спрашивала: «Не боишься с покойниками работать?». Она мне всегда отвечала, что нужно бояться живых, а не мертвых. Но был один случай, когда она была в замешательстве.

Дело было в начале июля 90-го года. Привезли к ним на вскрытие ребенка полутора месяцев. Мать была деревенской, часто бегала к скотине и на огород, а ребенок, видно, шевелился и с подушки сполз, а чепчик завязанный на шее натянулся. Когда она пришла, лицо у ребенка уже было синим, признаков жизни не подавал. Вызвали «скорую» — пока она из города до деревни добиралась, прошло много времени. Ничего сделать не могли, констатировали смерть.

В это же время у нас у одной «шишки» утонул сын на Волге. Весь город на ушах стоял, искали его несколько дней, не могли найти. Отец каждый день ходил на берег и сидел там часами. И вот однажды сидит, в воду смотрит, и прямо перед ним сын всплыл. Достали и привезли на вскрытие, а день был выходным. Утопленник уже вздутый весь, пахнет, мясо отваливается, ну этот шишка главврачу позвонил, чтобы сегодня же вскрыли, а утром похоронят. Пока мою родственницу и врача нашли, пока на работу их привезли, уже темнеть стало. Заплатили им, чтобы после вскрытия тело обработали, обмыли, вещи оставили, чтобы сразу переодели.

И вот как она рассказывает: «Замотали мы головы простынями, одни глаза остались (потому что бывает невозможно вскрытие делать из-за запаха). Врач вскрывает, я помогаю и сразу пишу. Ночь уже на дворе, но деньги заплачены и начальству отказать нельзя. Вдруг слышу, как ребенок плачет из соседней комнаты. Одним глазом смотрю на врача, реакции у него никакой. Ну, думаю, показалось. Через какое-то время опять плач — уже громче, врач голову поднимает и на меня смотрит, я на него. Не сговариваясь, шагаем в соседнюю комнату, открываем холодильник. Этот ребенок полуторамесячный лежит с открытыми глазами и открытым ртом. Страшно было, но достали его и осмотрели — мертв, никакого летаргического сна. Глаза закрыли и опять в холодильник положили. Пошли дальше вскрытие доделывать. Через какое-то время опять плач ребенка, и все громче и громче. Испугались мы сильно, переоделись и ушли оттуда. Решили рано утром прийти, вскрытие доделать. Я одна домой боялась идти, и врач меня проводил до самой квартиры. В пять утра пришли на работу, надели халаты, фартуки клеенчатые, на головы простыни — и сразу к холодильнику. Открываем, а там ребенок этот опять с открытыми глазами лежит. Вытащили, еще раз осмотрели — нет, он мертв уже более суток...

Потом, когда вскрытие заканчивали, врач говорил, что бывают в практике такие случаи, когда у покойных наблюдаются рефлекторные реакции — сжимание и разжимание конечностей, век глаз и так далее. Все по-научному по полочкам разложил. А я не спорю, головой киваю, а про себя думаю — ну глаза, бывает, что у покойников открываются, монеты даже кладут, и рот иногда за подбородок к голове привязываем, чтобы не открывался, но плач?!».

 

Было это недавно, года три назад, но помню как сейчас. Было мне тогда 16 лет (в августе 17 исполнялось, буквально месяц до днюхи оставался) В Беларуси много ДЗОТов осталось со времен ВоВ, с этим то и связана моя история.

Приехал я к двоюродному брату в деревню, ну и как обычно, веселились гуляли, даже пару раз в руины забредали. В общем ничего там особого не было. Люди которые лазили по заброшенным зданиям днем, нервничают, а там бункер. Уходящий под землю. Знаете, когда только приближаешься к этим руинам, сразу становится жутковато. Чтобы войти, вообще требуется приложить огромные усилия воли. И вот мы решились. Зайдя туда, спустились вниз на пару пролетов, но на дальше нас не хватило. Давящие, угнетающие ощущения, да и при том осознание что ты под землей... Жуть в общем. Вылезли, посмеялись... И решили пойти туда ночью.

Сказано-сделано. Выдвинулись во втором часу. Фонарики, воздушка и немного еды. Но в итоге мы даже не смогли к нему подойти. Мы реально начали откладывать кирпичи только на подходе. Саня взял воздушку и держа ее перед собой решил пройти еще немного, хотя бы ко входу, но не смог. По его описанию, было такое ощущение, что на тебя танк едет, просто хотелось заорать и свалить. Что мы в общем и сделали, правда без криков.

Через пару дней решили собрать несколько человек. В компании всегда веселее и не так очково. Но узнав об этом один парень рассказал, что не стоит этого делать. Крышу там рвет даже у самых закаленных. Но мы его проигнорив решили что он просто пошутил. Бля, зря мы так.
Тут сделаю лирическое отступление. Наверняка многие играли в СТАЛКЕРа и помнят выжигатель мозгов. Я сомневаюсь что там что то подобное, но ощущения были похожи.

Итак, шесть человек, включая нас и того парня, который решил посмотреть на это. Опять же, взяли еды, фонарики, ту же потрепанную воздушку и пошли. Я думаю никто не удивится, когда услышит, что мы опять не смогли подойти. Опять такая же растерянность, и панический страх. Но ладно, нас же много, не так очково было как в первый раз. Немного посидев, решили все таки что надо попробовать зайти, все таки хотелось хапнуть дозу адреналина. Но никто не решался. После чего я со своим "хуле будет" решил туда слазить.

Все смотрели на меня как на психа (Кстати, мой ник пошел именно оттуда, но об этом позже). Я двинулся ко входу. Метров за 20 меня начало трясти от страха, но я пошел, подойдя к двери метров на 5 была полнейшая паника. Как только я зашел в дверь и немного прошел внуть, я увидел какую то тень, на пол пролета ниже, ломанулся назад начал ловить нереальные глюки. Все поплыло, закружилось, и как будто голову на сквозь пробила раскаленная стрела.

Я не помню что было дальше, но по словам ребят, я просто побежал словно в жопу ужаленный в проеме двери и стал орать. Меня вытащили, Димон отпоил водярой и мое тело просто отнесли от этого ужасного места. Через часик, проблевавшись я пришел в себя, на меня смотрели как на идиота, а Димон со словами "А я млять предупреждал!" начал судорожно пожирать бутерброд. Со слов ребят, Димон маханул из горла и побежал меня спасать. Мужики в деревне рассказывали что даже им не под силу туда залезть. Пару раз искатели раритетов забирались в бункер но сваливали оттуда, как будто увидели там... что там увидеть можно было, и не хочу знать, мне той тени хватило.
Но я лично знаю, что от этого крышу рвет моментально, даже не успеваешь понять что случилось...

 

Когда умерла моя сестра, мама была в неописуемом отчаянии. Мне было 11 лет, и я впервые видела такое жуткое проявление горя. Мама рвала на себе волосы и одежду, била посуду, выла и каталась по полу. Она винила себя в том, что не уберегла Сашеньку. Несколько раз пыталась покончить с собой. Уговоры отца и родных она как бы даже не слышала. Рассказать то, что происходило в это время, невозможно: 30-летняя женщина стала совершенно седой. Она вцепилась в гроб и кричала, что пусть только попробуют унести сестру из дома. Наконец, дед уговорил ее только тем, что обещал похоронить Сашу в саду на даче.

Так и поступили. Мама перебралась жить на дачу и целыми днями сидела возле могилы, разговаривая с Сашей. Все надеялись, что со временем она успокоится. Ведь время, как известно, лечит. Однажды я вышла вечером на крыльцо, было уже довольно темно. Мама уснула, прильнув к могиле. Дедушка в этот день уехал в город за продуктами. В сумерках я видела, что кто-то сидит возле мамы на корточках, но кто это, не поняла. Я подошла поближе… Рядом с мамой сидела на корточках Сашенька! Я остолбенела, смотрела на нее, отмечая, что одета она в то же, в чем была похоронена. На лбу у нее был венчик, который почему-то пугал меня.

Саша смотрела как бы сквозь меня или, попросту говоря, меня не замечала. Сама же она тоже не совсем была похожа на настоящего человека. Что-то в ней было от мультфильмов, какая-то нереальность: не дымка, но и не тело. Не знаю, как лучше описать то, что видела. Она медленно поднялась с корточек, при этом ее изображение слегка колыхалось. Приложила пальчик к губам, будто призывая молчать, и исчезла.

Я вскрикнула, и мама проснулась. Она рассердилась на меня, говоря, что я помешала ей поговорить во сне с Сашей. Тут же она стала пересказывать свой сон: она видела, как к ней подошла Саша и присела возле нее на корточки, собираясь ей что-то сказать, но в этот самый момент на крыльце появилась я, и Саша замолчала. То есть мама видела во сне все то, что я видела наяву. От маминого рассказа я обомлела еще больше, чем от увиденного. Но маме ничего говорить не стала, так как слышала от соседки, что она на грани сумасшествия.
А однажды я услышала случайно, как дедушка говорит бабушке: «Хочешь верь, хочешь нет, а я ее вижу». Бабушка вскрикнула: «Господь с тобой, дед, чего ты меня пугаешь?». «Клянусь тебе. Я утром в туалет пошел, а она за мной идет и молчит. Я и до этого видел ее, но ничего вам не говорил. Я, наверное, скоро умру. Она мне венчик со лба протягивала, а я не выдержал, побежал в дом», — рассказывал дедушка.

Через три месяца дедушка умер. Бабушка стала уговаривать маму переехать в город, но та ни в какую. Пришла осень, и мне нужно было идти в школу. Мамина сестра, тетя Катя, забрала меня к себе. А бабушка осталась с мамой на даче. Как-то придя из школы, я застала тетю Катю в слезах. Она сказала мне, что сейчас привезут бабушку: ее парализовало.

Я помогала ухаживать за бабушкой, сидела возле нее, когда тетя уходила. Бабушка лежала тихо и, казалось, всегда спала. Однажды я в очередной раз сидела возле нее в тетино отсутствие, и вдруг бабушка открыла глаза. Один глаз был открыт широко, а другой полуоткрыт. Одна половина рта шевелилась, она мне пыталась что-то сказать. Я наклонилась к ней: слова были искажены, но в конце концов я поняла, что Саша дала ей венчик и сказала, что бабушка умрет завтра, мама через месяц, а тетя Катя через год.

Все так и случилось. На другой день бабушки не стало, как говорили соседки, она «отмучилась». Тетя Катя умерла через год, подавившись на серебряной свадьбе у подруги. Мамочка моя замерзла у Саши на могилке.

Что касается меня, то у меня рассеянный склероз в тяжелой форме. А вы знаете, что это такое? Я с ужасом жду своего 19-летия. И вот уже три дня подряд, как приходит и садится на мою кровать в ногах Сашенька, моя маленькая и почти уже забытая сестра, которая тянет в мою сторону ручку, а в ручке венчик со лба, которого я так боялась и боюсь.

 

Речь идёт о событиях, которые произошли в Якутии в ранние годы советской власти — где-то в 30-е годы. Было два брата — старшему около тридцати, младший лет на пять моложе. Оба были кадровыми охотниками и пошли осенью поохотиться месяц-другой в дремучие леса, где дичь ещё не распугана человеком. У них это был не первый совместный дальний поход, так что они уже были привыкшие, лес для них — что дом родной. Устроились возле какой-то безымянной речки в лесу, быстро построили временную хижину и приступили к охоте. Дичи было много — за пару-тройку дней настреляли немало.

Где-то на четвёртый или пятый день пошёл первый снег. В тот вечер братья сидели в хижине после охоты и ужинали, когда вдруг услышали, что возле хижины кто-то ходит. Сначала схватились за ружья — вдруг медведь? Но шаги были вполне человеческими, и женский голос вдруг произнёс: «Бр-р, холодища-то какая!». Тут братья оба впали в недоумение. Меж тем дверь открылась, и в хижину входит красивая молодая женщина в нарядной одежде. Увидев братьев, она радостно рассказала, что она жительница деревни неподалёку отсюда, вышла утром прогуляться по лесу и заблудилась — весь день блуждала по лесам, уже думала, что умрёт, но тут увидела хижину.

Братья переглядываются — местность они знают, в радиусе трехста километров вокруг никакой деревни нету. Но женщина вполне себе настоящая, вся от холода дрожит, и они учтиво предоставляют ей место у стола, наливают чай и суп. Она с благодарностью всё это принимает и рассказывает про себя — как она напугана, как хорошо, что ей повезло, и так далее. Старший брат кивает да поддакивает, а младший поглядывает на гостью с подозрением. Улучив момент, под предлогом справить нужду выходит из хижины. Там уже сумеречно, но различить что-то ещё можно. На свежевыпавшем снегу видны следы женщины. Он следует по ним всё дальше, и в итоге следы обрываются у берега речки. А речка ещё не замёрзла — если бы женщина переправлялась вплавь, то была бы вся мокрая. Подозрения младшего брата растут; он вспоминает про легенды охотников о древних злых духах, которые живут в далёких лесах. Решает осторожно шепнуть о своих соображениях брату и дальше действовать по обстоятельствам.

Заходит обратно в хижину, а там уже бутылку открыли. Флирт в самом разгаре — видно, что старший брат увлёкся женщиной не на шутку. Оно и понятно — он не женат, а женщина красивая, и к тому же сама с удовольствием поддерживает эту игру. Младший брат пытается вклиниться в разговор, мол, охотничья экипировка мокнет под снегом, нужно выйти убрать, на что получает со стороны брата выразительный взгляд, а женщина на мгновение одаривает его таким колючим, неженским, даже нечеловеческим взглядом, что у младшего все слова застревают в горле. Он отходит в сторону, сидит в углу, тем временем флирт всё ближе к конечной стадии.

В итоге младшему брату всё-таки ему удалось поймать старшего, когда тот выходил на улицу перед тем, как отправиться в постель. Он пытается рассказать ему про следы, про тот страшный взгляд женщины и о том, что вся её история шита белыми нитками, но старший брат мало того, что в предвкушении «отдыха», так ещё и сильно пьян и ничего не хочет слышать. Кончается дело тем, что он припирает младшего брата к стенке хижины и обещает устроить ему весёлую жизнь, если он помешает им. Младший брат за это сильно обиделся на него — тот раньше никогда не позволял себе с ним так разговаривать, пусть даже и пьяный.

Парочка устроилась в углу хижины и отгородилась ширмой. Свет потушили, младший брат лежит в другом углу, вслушивается в характерные звуки. На всякий случай прямо под одеялом держит заряжённую двустволку. Лежит, процесс в другому углу продолжается, вроде всё спокойно. Незаметно его сморил сон.

Проснулся ночью от какого-то скрежета. Судя по тому, что угли от огня ещё не потухли окончательно, прошло не так много времени. Странный скрежет явно доносится из угла, где лежат женщина и брат, и после каждого скрежета слышен то ли стон, то ли тихое завывание брата. Младший вскакивает с кровати и с ружьём наперевес бросается вперёд. Отдёргивает ширму одной рукой, другой держа двустволку наготове — и видит в темноте, что его брата оседлал какой-то тёмный силуэт совсем не женских форм, с ярко горящими жёлтым огнём глазами на пол-лица, и грызёт его шею — а звук раздаётся от скрежета клыков о шейные позвонки. Брат только слабо стонет. Младший от такого зрелища чуть не потерял сознание, но всё же в упор выстрелил промеж глаз этого существа. Раздался визг, существо соскочило с брата и бросилось к выходу. Младший палит вслед из второго ствола, с ещё более пронзитальным визгом существо выбегает из хижины, выдавив собой дверь. Младший брат срочно размешивет угли, добавляя света, и склоняется над своим братом — но уже поздно: глаза закатились, горло перегрызено, вся постель в крови. Ещё странно, что потом младший брат так и не нашёл следов крови той твари на полу или снаружи, хотя дважды попал из дробовика в неё.

Как только рассвело, он поехал обратно в населённый пункт. Потом вернулся с людьми забрать тело брата и снести хижину. С тех пор ту речку стали называть Абасы-Юрэгэ (Речка злых духов) и перестали ходить в её окрестностях. Младшего брата на некоторое время задержал НКВД по подозрению в убийстве брата, но потом отпустил, так как следователи пришли к выводу, что такие раны мог нанести только дикий зверь, а не человек.

 

Живу я в обычной пятиэтажке, где друг напротив друга находятся обычно по три–четыре квартиры. И, естественно, звук из соседних квартир слышен очень хорошо.

Под нашей квартирой проживал алкоголик по имени дядя Саша. Не самая выдающаяся личность, таких в нашем районе много — потерял работу, жил под опекой матери. Но если говорить о его матери — замечательная женщина, всегда приветливая, слова плохого никогда не говорила, со всеми дружила, да и сына очень любила, как и он ее. Правда, она очень переживала за своего сына (а кто за своих детей не переживает?), и в когда ее «подарок» в очередной раз вернулся пьяный домой и начал буянить, маму его и застал сердечный приступ.

Мы всем домом скинулись на похороны, очень жаль было — хорошая была женщина. Схоронили, как говорится, и забыли… А сына ее еще долго упрекали тем, что смерть родной матери — его вина. Дядя Саша тоже чувствовал свою вину и очень изменился с момента похорон. Видеть его стали реже, он похудел и стал молчаливым, а звуков пьянки мы практически перестали слышать.

Но у всего бывает свой конец. Так что дядя Саша все–таки дорвался до спиртного, сорвался. И после этого мы стали слышать, как он плачет по ночам очень громко, зовет маму. Кричал в истерике: «Прости, мама», — это все было ужасно слышать, и мы подолгу не могли уснуть. В какую–то ночь нам даже пришлось вызвать участкового, чтобы успокоить алкоголика.

Мы находили это очень страшным и сторонились его. Но никто не думал, что все так обернется…

Мои родители уехали на выходные, оставив меня одну, а я очень боюсь темноты, поэтому мне пришлось позвонить подруге и пригласить ее переночевать. Когда она приехала, я сразу ее предупредила о происходящем по ночам. Сказала, чтобы не пугалась. Она не обратила внимания, и где–то до середины ночи мы провели время довольно весело.

Вдруг послышался грохот. Я сказала подруге: «Приготовься, сейчас все начнется».

Как всегда, дядя Саша начал плакать. Причитать, что лучше бы умер он. Говорил: «Приходи за мной, мама». В общем, всё по-старому — меня этим было уже не удивить. Но потом начали происходить вещи, удивившие и напугавшие не только подругу, но и меня. Слышался грохот мебели, разбитого стекла, крики. В глубине души я пыталась успокоить себя: «Подумаешь, может, споткнулся да стал еще больше причитать». А дальше его крики перешли в невообразимые вопли и визг. «Мама, не надо!» — кричал он.

А потом все стихло. Моя подруга успокоилась и уснула. Мне же еще долго не спалось.

На следующее утро приехали мои родители. Спросили меня, почему милиция у подъезда. Позже я узнала от бабок, которые сидят на лавочках, что дядя Саша умер от разрыва сердца: его нашли в позе эмбриона на полу. Одна из бабок сказала: «Дозвался! Видать, пришла его маменька за ним»...

 

едавно отслужил в армии. Занесло меня в Сибирь, хоть сам из южной части нашей необъятной Родины. Служил на узле связи, далеко от дивизии, почти не уезжал. У узла связи всегда есть отдаленные площадки с антеннами и обслуживающим персоналом — он в процессе службы не меняется и состоит в основном из срочников. И вот однажды парень с площадки заболел, и его нужно было кем-то заменить. Кто служил, тот знает: в армии все отдашь, чтобы хотя бы на время из надоевшей казармы уйти. И вот я туда и поехал.

На той площадке был командир, который рассказал мне историю про это место. Он руководил частью уже больше семи лет, и в начале его службы на этой должности на березе за казармой повесился боец — получил грустное письмо из дома и покончил с жизнью. Через год уже без объяснения причин тем же путём и на той же березе скончался еще один солдат, а через три месяца ещё один… Разумеется, устав снимать трупы с деревьев, их всех в округе повырубали.

В ночь на мое дежурство я услышал скрип деревянного порожка перед казармой и легкий стук в дверь. Странным было то, что есть звонок, и можно позвонить, но кто-то стучал… Я, разумеется, как и положено, спросил пароль, в ответ тишина. Повтор вопроса не дал результата. Но от моего голоса проснулись сослуживцы — постояльцы этой площадки, и так спокойно, будто ничего не произошло, говорят: это наши завсегдатаи — вечные солдаты… У меня мурашки пошли по коже, а им хоть бы что. Говорят, всегда так: либо в дверь, либо в окно постучат, могут и туда, и туда… Но самое страшное, что и до петли довести могут, если их разозлить…

Через несколько дней получил один мой сослуживец весточку из дома от друзей, что ему девушка изменяет. Ну и собрался домой: до ближайшего вокзала три часа езды на машине, площадка на поле в лесу, так что либо часовые заметят, пока до леса добежишь, либо в лесу заблудишься. В общем, он и через поле пробежал, и через лес пробрался до вокзала, где его уже ожидали патрули. На требование остановиться и сдаться последовал мат и бегство в тот самый лес. Там его и потеряли. Двое суток искали и в итоге нашли… Дезертир был найден повешенным на березе в лесу на солдатском ремне (кстати, чей ремень, неизвестно: его ремень был на нем, я сам видел этого парня висящим на дереве). Прибыв на место, командир за сердце схватился. Сказал, что береза та самая… их же повырубали... (Разумеется, устав снимать трупы с деревьев, их всех в округе повырубали.)

 

Произошло это, когда было мне лет 14-15. Пришел я как-то домой выпивший и быстро лег спать, чтобы родители не узнали. Проснулся посреди ночи непонятно отчего. На душе было гадко — такое ощущение, что, напившись, я то ли очень кого-то расстроил, то ли рассердил. И мысли бредовые в голове — даже не мысли, а мерзкий внутренний голос. Кстати, и до этого за всю жизнь он у меня появлялся пару раз, и всегда, когда совершал что-то необдуманное или что-то, о чем потом жалел. Может, у кого-то такое тоже бывало. Голос звучит в голове, вроде мой, но тон какой-то мерзкий и издевательский. Как его слышал, всегда тошнило и страшно становилось.

И вот этот голос упрекает меня — дескать, как можно быть таким дураком, чем я думаю и зачем мне это все нужно. Кое-как я отогнал эти навязчивые мысли и начал засыпать, как чувствую, душит что-то меня. Я в панике начал руками размахивать. Руки препятствий никаких не встретили, удушье пропало, но перед этим два стука раздалось: первый звонкий, а второй глухой (сразу почему-то представилось, что карлик упал). Меня охватил страх, сердце стучало бешено. Схватился рукой за шею, а её обвивает какая-то веревка. Я её с шеи сорвал и засунул под подушку. Быстро напридумывал себе объяснения, что и присниться это могло, или просто веревка в кровати лежала, а я сам дёргался и запутался в ней. Кое-как удалось уснуть.

Утром проснулся в хорошем настроении, о ночном кошмаре ничего не помня. Повалялся в кровати, а потом, руку под подушку засунул и нащупал там ту самую верёвку, которую ночью с шеи сорвал. Вытащил — оказалась гитарная струна. Настроение резко ухудшилось, страх навалился снова. Гитара стояла в другом конце комнаты, и первой струны на ней не было, хотя ещё вчера все струны были на месте. А возле кровати лежала табуретка опрокинутая, непонятно каким образом оказавшаяся не на кухне, а в моей комнате.

После этого голос в голове еще пару раз появлялся. И каждый раз у меня возникало ощущение, что тот, кто говорит со мной, меня искренне ненавидит и убил бы меня, но что-то его останавливает...

 

Одна семейная пара решила позволить себе отдохнуть вечерок и отправиться развлекаться в город. Они позвонили знакомой девушке, которая уже не раз сидела с их детьми. Когда девушка приехала, двое детей уже спали в своих кроватках. Так что ей нужно было просто сидеть дома и следить, чтобы с детьми ничего не случилось. Вскоре ей стало скучно, и она решила посмотреть телевизор, но внизу не было кабельного, поскольку родители не хотели, чтобы дети смотрели всякий мусор. Девушка позвонила родителям и попросила разрешения посмотреть телевизор в их комнате. Они, естественно, согласились, но у нее была еще одна просьба: она попросила разрешения закрыть чем-нибудь статую ангела за окном спальни, или хотя бы закрыть шторы, потому что статуя ее почему-то нервировала. На секунду в трубке было тихо, а затем отец, который говорил с девушкой, сказал: «Забирай детей и бегом из дома. Мы позвоним в полицию. У нас нет никакой статуи ангела».

Полиция нашла всех троих мертвыми через десять минут после звонка. Статую ангела так и не нашли.

 

Живу я в самой обычной однокомнатной квартирке самого обычного провинциального городка. Не самое захолустье, но и сходить особо некуда. Девушки нет, друзей немного, и те скорее приятели да знакомые. Единственным моим лучшим другом, пожалуй, стал мой кот. Кто-нибудь, возможно, посчитает, что это прискорбно, но это так, и менять мне ничего не хотелось.

Кот был старый, на днях ему исполнилось аж восемнадцать полных лет. Эту дату мы скромно отпраздновали — он деликатесным «Вискасом», я бутылкой дешевого пива. Как-то повелось, что я величал своего питомца просто — Кот. Давным-давно я пытался дать ему кличку, но морда котенка принимала такое известное всем кошатникам довольное выражение, только когда его величали Котом, и никак по-другому. Так или иначе, но прошли мы с Котом через многие неприятности, и понимал он меня, казалось, с полуслова, чтобы не сказать, с полувзгляда. В основном о нем и пойдет речь дальше.

Одним непогожим вечером я возвращался с работы домой. Работал я тогда, к слову, сторожем при автостоянке — работа несложная, но приходилось просиживать штаны в сторожке сутки через сутки, так как сторожей было всего двое. В кармане у меня лежал пакетик кошачьего корма, дождь лил даже не как из ведра, а скорее как из множества пожарных брандспойтов, поэтому по дороге я вымок как собака и продрог насквозь. Зайдя в подъезд, дрожащими от холода руками я открыл замок и вошел в дом.

Как сейчас помню: первое, что меня поразило — тишина. Обычно мой приход после суток отсутствия знаменуется радостным мяуканьем и прыжком пушистого комка со шкафа мне на плечи. Сейчас — ничего. Только милицейская сирена завывает на улице. Безуспешно попытавшись отогнать дурные мысли, я прошел в единственную комнату. Подумаешь, спит, может, животное. Никого. С тяжелым сердцем я прошел на кухню и увидел кота, неестественно распластавшегося в углу под столом. Разбрасывая немногочисленную мебель, я бросился к нему в надежде, что это новая игра, и кот сейчас подпрыгнет, одарив меня хитрым торжествующим взглядом: «Ага, напугал!». Но нет. Когда я поднял пушистое тельце, его голова безвольно откинулась. Мёртв. Я упал на колени и зарыдал. Нет, я никогда не был особенно слезливым. Когда ушел отец — я не плакал. Когда меня уволили с работы — я не плакал. Но сейчас я сидел на коленях и рыдал навзрыд, как маленький ребенок, баюкая мёртвого кота, как младенца. Не помню, сколько я так просидел. Через некоторое время меня будто выключило, я взял лопату, старую коробку из-под обуви и пошел хоронить своего лучшего и единственного друга.

Жил я на самой окраине, поэтому долго до лесополосы идти не пришлось. Вырыв небольшую могилку, я положил туда кота. Соорудив нечто вроде небольшого креста из прутиков и обложив могилку камнями, я поплелся домой. Там я, не раздеваясь, упал в постель и уснул беспокойным сном. Помню, несколько раз за ночь просыпался и чувствовал, будто рядом со мной, как раньше, спал свернувшись кот. Но раз за разом, когда сон уходил, я ощущал пустоту рядом, и сердце моё сжималось от нестерпимой боли утраты.

Проснувшись уже под утро, я услышал легкое цоканье в коридоре. Так звучали шаги моего кота, когда он шел по голому полу. Цок-цок-цок, маленькие коготки по дереву. Цок-цок-цок. Я привычно шикнул на кота, перевернулся на другой бок, и вдруг меня прошиб озноб. Я же вчера похоронил его! Вскочив с постели, со смешанным чувством радости и ужаса я бросился в коридор. Никого. Можно удивиться, как сильно на меня повлияла утрата домашнего животного. Но Кот не был простым питомцем. Он был моим другом.

Следующий день я провел, бездумно уставясь в телевизор. Под вечер спустился в магазин, купил там бутылку дешевой водки и выпил её в одиночестве, будто поминая ушедшего друга. Когда передачи сменились белым шумом, я выключил телевизор и двинулся в сторону кровати. Раздевшись до трусов, я уже был готов нырнуть под теплое одеяло, как вдруг услышал тихое мяуканье. Вдоль позвоночника пробежала струйка холодного пота. Дверь закрыта, окна и форточки тоже, ввиду мерзкой погоды. Значит, уличный кошак проникнуть ко мне не мог. На негнущихся ногах я прошел к выключателю. Щелк. Электрическая лампочка осветила комнату, оставив в углах длинные тени. Снова никого. Посетовав на паленую водку, я протянул руку, чтобы выключить свет, как вдруг увидел в углу характерный блеск кошачьих глаз, отразивших луч света. Тут-то меня и парализовало. Забыв дышать, я смотрел в горящие кошачьи глаза в углу. Когда легкие начали гореть от нехватки воздуха, раздалось довольное кошачье урчание и блеск исчез, будто невидимый мне кот повернул голову от света или просто закрыл глаза. Дрожащей рукой я потянулся за фонариком, который держу недалеко от выключателя на случай перебоев со светом, которые в нашем районе не редкость. Нащупав гладкую пластиковую ручку, я щелкнул кнопкой, и луч света ударил в угол, прогоняя тени. Развеивая мои робкие надежды увидеть в углу уличную кошку, луч выхватил старые обшарпанные обои, край дивана... и больше ничего. Тихо выматерившись, я выключил фонарик.

Эту ночь я спал со светом. Не раз и не два из коридора да темных углов доносилось кошачье урчание и легкий стук лап. Через несколько часов я, окончательно вымотавшись от страха, уснул. Проснулся под трель будильника со странным чувством умиротворения. Отчего? Наверное от мурлыканья и оттого, что я машинально поглаживал теплый кошачий бок.

Сказать, что я резко открыл глаза — значит, ничего не сказать. Я их вытаращил. И увидел, что поглаживаю пустоту. Я готов был поклясться, что пару секунд назад чувствовал под пальцами мягкую шелковистую кошачью шерсть. Чувствовал, как вздымается и опадает с дыханием бок. А теперь — пустота. Дотронувшись до покрывала, я отдернул руку. Покрывало было холодным. Нет, не холодным. Ледяным. Будто на него поставили пакет со льдом.

Со странным спокойствием я встал, позвонил начальнику и взял больничный. Как только трубка коснулась рычага, я пулей вылетел из квартиры, едва ли заперев за собой дверь. И это, пожалуй, было моей фатальной ошибкой.

Прошатавшись несколько часов по городу, я начал пытаться мыслить логически. Даже толкнул сам себе долгую прочувственную речь о вреде алкоголя и нервных срывов, чем словил настороженный взгляд какой-то пожилой женщины, поспешившей ускорить шаг, чтобы поскорее миновать странного типа. И вот свершилось — я спокоен. Твердая решимость войти в квартиру и прочесать в ней каждый угол таяла на глазах, чем ближе я подходил к дому. Подойдя к двери, я заметил что она приоткрыта — и верно, я же не запер её, когда позорно убегал. Сделав глубокий вдох, я распахнул дверь и сделал шаг внутрь.

Дело было уже к ночи — да-да, именно столько времени я пытался убедить себя войти в свою же квартиру, наматывая круги по городу. В коридоре было темно, но из-под двери в комнату выбивался тоненький лучик света. Раздались шаги и явно человеческий шепот. Воры! Я попятился, уповая, чтобы подо мной не заскрипели старые половицы. Выберусь, позвоню в милицию от соседей...

Но, как говорится, помянешь черта... Проклятая половица издала громкий мерзопакостный скрип. Тут же дверь распахнулась, и сильная мужская рука втащила меня в комнату.

Красть у меня особенно нечего, но для наркоманов любая монетка на счету. А именно как наркоманов я и определил двоих мужчин, переворачивающих мою уютную некогда комнату вверх дном. Дерганые движения, изможденные лица, но при этом отчаянная сила крысы, загнанной в угол. Один из них зажимал мне рот, приставив к сонной артерии мой же кухонный нож, а второй искал ценные вещи.

— Где деньги держишь, сука? — нож впился в кожу, оставляя неглубокую пока царапину.

— Кончай его и помоги, — рявкнул второй, не прекращаяя выбрасывать содержимое шкафа на пол.

Признаюсь, испугаться я не успел. Да и трусливым никогда не был: умирать, так уж по-мужски, без слез и мольбы.

В этот момент я заметил странное шевеление во тьме на шкафу. Будто тени сгустились и сформировали из себя маленькое пушистое тельце. Блеснули два кошачьих глаза. Раздалось... не урчание, а будто тихий рык, который издают обычно готовые к драке уличные коты. Бросок. Кот коршуном упал на голову наркоману и ударом лапы распорол тому горло. Прыжок с обмякшего тела мне в лицо. Я машинально зажмурился, почувствовал лицом прикосновение шерсти, и наркоман, держащий нож, беззвучно оседает на землю. Боясь пошевелиться, я стоял посреди комнаты, зажмурившись, а вокруг меня истекали кровью два тела и раздавались мягкие шаги существа, что когда-то было моим котом.

Послышалось довольное урчание, и кот потерся о мою ногу. Собравшись с духом, я открыл глаза. Воры были на месте — вот один пытается зажать рваную рану в шее слабеющими руками, вот туловище второго... а голова... Голова человека, угрожавшего мне ножом, лежала примерно в метре от его тела. Но существа, сделавшего такое с двумя взрослыми мужчинами, нигде не было, и только краем глаза я успел заметить блеск. Будто кто-то подмигнул мне из тени за шкафом.

Не буду вдаваться в подробности, как я избавился от двух мертвецов в квартире. Скажу лишь, что соседи у меня — приличные люди, придерживающиеся принципа «моя хата с краю». Через два дня, наведя в квартире порядок, я сидел на диване, смотря какое-то тупое шоу по телевизору. В одной руке у меня была бутылка пива, а другой я поглаживал холодный бок довольно урчащего кота. Кота, который появлялся из теней по вечерам, и в тени же уходил с рассветом.

 

Недавно я попал в больницу с острым отравлением. Пролежал там три дня и отказался от лечения, потому что странные вещи стали происходить.

Привезли меня в больницу, определили в палату, выделили койку возле выхода из палаты. Ну, думаю, замечательно, хоть курить по ночам близко будет ходить, да и соседей по палате беспокоить не буду, ходить мимо них и тапочками шаркать, когда спят. Прошел все процедуры, какие нужно. Вечером лег, не спится. Думаю, схожу-ка, покурю. Соседу предложил компанию составить, а он книгу читал, зачитался — интересная, говорит. Пошел один. Курилка внизу была, под лестницей, а я на втором этаже лежал. Спустился, покурил, обратно пошел. Поднимаюсь по лестнице и слышу, будто передо мной буквально на один пролёт выше тоже кто-то поднимается. Я внимания не обратил — думаю, тоже кому-то не спится, курить вставал. Но тут же пришла мысль: как же так, в курилке-то я один был. Наверно, медсестра пошла ночью обход делать — вдруг кому плохо стало... Поднялся на свой этаж, а дверь передо мной тихо закрывается сама собой, как будто только что-то кто-то вошёл. Открыл, вхожу на этаж, в коридоре нет никого. Прошел в палату. Сосед, который книгу читал, уже спит. В палате стоит полумрак, но в лунном свете из окна можно было разглядеть обстановку. Лег, смотрю в потолок. Тут дверь тихо отворяется — я думаю, та самая медсестра к нам решила заглянуть...

И тут в палату девушка входит, причем голая (да и красивая, что я успел заметить). Я понять ничего не могу, почему это она ночью по больнице в таком виде расхаживает. Думаю, может, ходила в туалет, а потом отделения перепутала (там на одном этаже два отделения: правое — мужское, а левое — женское, а туалет и душ между ними на площадке). Только почему голая-то?.. Я ей говорю, мол, девушка, отделения ты перепутала, в другой стороне твоя палата, а она ко мне подходит и тихо говорит, что ей холодно, и одеяло у меня просит. А я в шутку ей отвечаю — ложись, согрею. Она только посмотрела на меня, отвернулась и вышла. То ли испугалась, то ли постеснялась, хотя в её наряде-то...

Утром проснулся. Соседи мне говорят, что во сне я ночью разговаривал с кем-то. Я удивился тому, что если они слышали, что я разговаривал, почему же они не видели, с кем я разговаривал, но не стал им ничего объяснять. Сходил на завтрак в общую столовую. Сколько смотрел на всех девушек, гостью свою так и не встретил. Ладно, думаю, день длинный, лежим на одном этаже — встретимся, тогда и спрошу, может быть, я как-то обидел ее ночью. Сколько ни сидел в коридоре, она ни разу из своей палаты не выходила (двери между отделениями стеклянные, всё просматривается). Немного расстроился, не знаю, правда, почему — видимо, понравилась девушка.

Ночью снова заходит ночная гостья, снова голая и снова говорит, что ей холодно, и одеяло просит. Я обрадовался; думаю, второй-то раз она специально пришла — может, решилась на мое предложение в первую ночь. Распахиваю одеяло, двигаюсь к стенке, место ей тем самым рядом с собой освобождая, а она опять посмотрела и вышла, ничего не сказав. Думаю, точно сумасшедшая какая-то. На следующий день опять ее нигде не наблюдаю...

Днем спустился покурить, а там санитар стоял, тоже курил. Разговорились с ним. Я ему ситуацию свою объясняю. Он, выслушав меня, поведал о том, что где-то полтора месяца назад в этой палате (так как в женском отделении мест не было) лежала такая девушка, после операции она так и не пришла в себя, в этой палате и умерла, а койка её находится на том же самом месте. И тут меня такой ужас охватил, что я в тот же день написал отказную от лечения, вещи свои забрал из палаты и домой уехал.

 

В позднесоветские времена (вы сами их наверняка хорошо помните) жизнь была однообразной и вялотекущей. Один день менялся на другой, а все оставалось абсолютно одинаковым — можно было с полной уверенностью сказать, что завтра мой сосед откроет дверь в 7:30 утра и пойдет на работу, а в 13:10 он придет на перерыв домой съесть тарелку борща. Также с полной уверенностью было известно нам всем, что после 14:00 все бабушки нашего двора выйдут из своих «хрущевок», усядутся на лавочки, которые в те времена стояли возле каждого подъезда, и начнут клевать семечки и обсуждать соседей.

День, о котором я хочу расказать вам, был таким же самым типичным советским днем. Был август 1989 года, мне в то время было 18 лет, а моей младшей сестренке было всего-то 13 от роду. Дети в те времена (особенно в каникулы) гуляли с самого утра до самой поздней ночи, и часов так в девять все матери дружно кричали со своих балконов: «Бегом домой!».

Я и мой друг сидели в моей комнате и о чем-то разговаривали, отец уже пришел с работы и чем-то занимался, моя младшая сестра гуляла с подругами на улице, а мать после работы, видимо, зашла в магазин и поэтому задержалась. На тот момент время было примерно семь-восемь часов вечера.

Вдруг распахнулась входная дверь, забежала моя мама и закричала: «Саша, Саша! (так зовут моего отца) Где Лена?! (это моя сестра) Бегом, её надо увести с улицы!».

Мой отец был очень уважаемым человеком (директором базы «Союзторгоборудование») и никто не имел права на него так кричать, но в тот момент он не рассердился на визг мамы, потому что в ее глазах был животный ужас.

От этого крика я и мой товарищ вышли из комнаты. Дальше события развивались так: отец спокойно спросил ее, что случилось, а она не могла прийти в себя и все время кричала, что Лену нужно привести домой. А потом сказала: «Там смерть стоит».

Я был спортсменом, как мой отец и мой друг, и вот мы выходим на улицу. Возле каждого подъезда на лавочках сидят бабушки — замечу, было еще светло. Мы в то время жили в третьем подъезде и видим, что возле первого подъезда стоит старушка. Она была одета в белый халатик, разукрашенный зелеными перчиками (это был стандартный рисунок в советские времена — такие халаты продавались в каждом промтоварном магазине), на ногах были белые кожаные тапочки, на голове белый платок.

Мы подошли ближе. Она стояла лицом к окну (первый подъезд дома расположен очень низко относительно земли), ее ноги были абсолютно прямыми в коленях, она раскачивалась в разные стороны, не сгибая колен. Я не сразу обратил внимания на ее кожу, потому что внимание было устремлено на нее в целом. Возле этого подъезда в тот момент не было ни одной бабки, хотя возле остальных их было полно и они сидели, мирно ворковали. Отец позвал эту женщину, и она (замечу — по-прежнему не сгибая ноги в коленях, а раскачиваясь) повернулась к нам лицом, если это можно так назвать. Когда я увидел это, мои волосы встали дыбом. Она потихоньку, раскачиваясь, начала приближаться к нам. Отец сказал нам с другом отходить, и мы беспрекословно начали пятиться спиной назад.
Я несколько раз пытался посмотреть на ее лицо, но более пары секунд не мог зафиксировать свой взгляд на ее лице. Что четко было видно, так это то, что глазные яблоки полностью провалены в череп (как у трупа через долгое время после смерти). Кожа ее имела бронзовый цвет, череп полностью обтянут высохшей кожей, но это не мешало ей постоянно и очень проворно поправлять платок. Ее одежда была совершенно новой, будто только что из магазина, и она потихоньку приближалась к отцу. Как я уже говорил, мы с другом отошли назад, а отец стоял, она же приближалась. И вот, когда она уже была от него примерно на расстоянии двух метров, я увидел, что отца охватила жуть, и он ее перекрестил и громко произнёс молитву.

Чудовище останавливается как вкопанное, но все равно раскачивается с ноги на ногу, и вдруг начинает издавать звуки, напоминающие стон. Так продолжалось долгое время, потом отец развернулся, встал на бордюр и пошёл к нам. Это дряхлое нечто тоже встало на бордюр и, раскачиваясь, уверенно пошло за ним. Так они шли несколько метров. Происходящее видели все бабки, о которых я уже упоминал. Мы медленно шли вдоль домов и, как только мы приближались к очередному подъезду, старухи с воплями разбегались по домам. Так прошло несколько часов: мы шли всё дальше и дальше, а «бабка» следовала за нами. Я обратил внимание на то, что она ступала точно на наши следы, но при этом не смотрела на дорогу, и голова ее была всегда в одном положении. Руками она постоянно поправляла платок. Концы платка не были завязаны, она держала руками.

Скоро стемнело (было, наверное, часов 11-12), а эта тварь все шла за нами. И вдруг в один момент всеми нами троими овладел животный ужас, и мы, не сговариваясь, начали быстро бежать. Я обернулся — а тварь не отстает и ноги по-прежнему в коленях не cгибает. Выдыхаемся полностью, переходим на медленный шаг. Смотрю на нее, а она по-прежнему аккуратно ступает на наши следы.

Мы шли дальше, и тут навстречу нам попалась компания из нескольких человек. Эти люди, увидев ее, разбежались в разные стороны от испуга (замечу, что даже в темноте они поняли, что с ней что-то не так). Она же резко развернулась в сторону, куда они убежали, а мы, пользуясь моментом, побежали в другую сторону — в кусты. Тут она начала на месте крутиться, и уже явно было видно, что она ногами следы ищет. Так она вертелась несколько минут — голова всегда в одном положении у нее была — и вскоре медленно пошла в другую сторону, пока не скрылась в ночной тьме.

 

Мне 19 лет, я в полном уме и здравии, но со мной происходят странные вещи, объяснения которым не нахожу ни я, ни мой муж. Точнее, они происходят с нами со всеми.

Мы снимаем квартиру и живем втроем, у нас маленький сын. В ту ночь я легла спать последняя — пока делала дела по дому, мои все уснули. Время было где-то час ночи. Я легла ближе к стене, а муж лежал у края кровати. Только я легла, слышу — сын встал. С ним бывает такое, что он встает среди ночи и ложится дальше. Я жду, когда он ляжет, не открывая глаза. Вдруг слышу, как он ВЫПРЫГНУЛ из кроватки. Но такого быть не может — он чисто физически не может вылезти! Далее он подошел к кровати, взял что-то и начал таскать по комнате, причем был отчетливо слышен топот детских ножек и звук, как будто что-то волокут. На меня нашёл дикий страх и, как говорится, волосы встали дыбом, и глаза я не открывала. Потом он подбежал к нашей кровати и затих. Тут я не выдержала — резко повернулась и открыла глаза. То, что я увидела, не могу забыть до сих пор: позади мужа стояло что-то маленькое, внешне напоминающее сына. Его рост, ручки, голова и даже его волосы… Ужас охватил меня настолько, что я ни пошевелиться, ни закричать не могла. Секунды две-три он смотрел на меня, затем убежал к кроватке, а затем самостоятельно залез в нее. Через минуту я немного пришла в себя, повернула голову — а сынулька спит, как ни в чем не бывало. Наутро я рассказала мужу, он, естественно, мне не поверил, сказал, что у меня «глюки».

Через три дня я опять легла позже всех. Уснула. Проснулась оттого, что услышала звук, как будто сын надел обувь мужа и идет к кровати. Но сын-то в кроватке! Я обернулась — а там это же существо стоит посредине комнаты. Я опять испытала ужас. Вскоре существо пропало. Я встала с кровати и увидела, что компьютер и ноутбук включены, но я помнила, что точно их выключала. Муж мне опять не поверил. Он не верил, пока однажды с ним тоже не произошёл жуткий случай.

Было поздно, мы с сыном уже спали, а он сидел в наушниках и бродил по Интернету. Вдруг чувствует, что к нему сзади кто-то подошел и обнял. Он думал, что это встала я, но, когда повернулся, никого не увидел. Говорит, что чуть не поседел.

Я ходила в церковь, рассказала про эту мистику батюшке, попросила святой воды. Он мне ответил, что ни в коем случае самовольно заниматься изгнанием нечисти нельзя, потому что я не знаю, с чем имею дело, не знаю толком ни одной молитвы, а своими действиями я могу сделать только хуже, разозлить это существо. Но и сам священник не стал за это браться ни за какие деньги.

В этой квартире никто не умирал, не жили пьющие люди, соседи хорошие. Что это за существо — для нас остается загадкой, но сын постоянно начал вставать среди ночи и смотреть куда-то в одну определенную точку. Смотрит, смотрит, потом улыбнется и ложится спать. Постоянно слышны шорохи, топот ножек, что-то падает с потолка, бьется посуда. Краем глаза частенько это создание можно увидеть даже днем, но когда поворачиваешься, его уже нет. Я еще раз повторяю — я в своем уме, да и если бы это были «глюки», то муж бы ничего не почувствовал. Он и сам говорит, что видит что-то, но когда поворачивается, то там уже ничего нет..

 

Вечер начался как-то скомканно — забарахлила магнитола, девушка отказалась встретиться со мной, а все друзья оказались заняты делами. Чтобы скоротать вечер, не проведя его впустую, я решил разобраться в своём гараже. Приехал в пустынный кооператив, открыл калитку, включил свет. На улице темнело.

Переоделся в рабочие штаны, нашёл две перчатки, надел. Стал перекладывать и упорядочивать хлам с целью освободить место для машины. Поначалу возился с запасными колёсами, распределил их по протектору и и комплектности. Как ни странно, почти все колёса были без золотников. Удивился, когда это я успел их открутить. Чтобы вкрутить другие, я снял перчатки. Вкрутил, снова надел их. Полез разгребать дальний правый угол и в процессе этого обнаружил, что левая перчатка изорвана в мелкие клочья — на ней буквально живого места не было.

С возрастающим удивлением смотрю на перчатку, пытаюсь вспомнить, была ли она такой, когда я надевал её в первый раз. Вроде бы нет. Но это же невозможно! Я нигде её не рвал, а она стала такой, будто её собака трепала всю ночь. Снял эти лохмотья, положил на полочку. Пошёл искать себе другие перчатку. Нашёл свои старые зимние, ещё месяц назад я в них мешки грузил, она были нормальными — теперь у них аккуратно отрезаны пальцы. Мне становится не по себе, я начинаю нервничать. Вышел, покопался в машине, нашёл-таки ещё перчатки, надел. В кооперативе стояла гробовая тишина и темнота.

Ладно, думаю, чего же я боюсь, всякое бывает — просто совпадение. Не может же и правда появиться в моём гараже твориться сверхъестественное. Но тут некстати вспоминаю про дыру в стене подвала. Я однажды пролез через неё, светя себе фонариком. Жутко было, но очень интересно. Там находится другой гаражный бокс, но совершенно заброшенный. Вспоминаю, с какими ощущениями я выбирался по сломанной лесенке в сам гараж. Там полно вещей, как будто хозяева только что вышли — стоит заброшенная машина, с номерами, все детали на месте, может быть, даже на ходу. Но при всём этом гараж совершенно заброшенный, уже много лет в него никто не приходил. Никто не платит взносы, никто не открывает ворота...

Продолжил дальше работать, разгребаю хлам под полками. Там лежал мешок с целлофановыми пакетами. Все они изорваны в клочья. Я перекладываю их в мусор и достаю старый карбюратор, снятый в рабочем состоянии с машины. Уже привычно отмечаю, что он полностью разобран. Все до единого болтики откручены, зажимчики отцеплены. В моих руках он начал рассыпаться. Всё ближе я приближаюсь к правому углу, и всё неспокойней мне становится. В самом углу, над всем хламом, много лет лежало лобовое стекло. Теперь оно расколото надвое, но стёкла продолжают висеть на плёнке. Предельно осторожно я беру это стекло и переношу оттуда. Одно прикосновение запястьем к кромке — и появляется порез. Кровь начинает заливать руку довольно ощутимым потоком. Мне уже совсем не весело. Гнетущая тишина давит на мозг. Почему-то вспомнились истории, как демоны, подкрепившись кровью, набирают силу, хотя прекрасно понимаю, что это глупость. Иррациональный страх душит меня. Стараясь, чтобы ни одна капля не упала на пол, выхожу на улицу и промываю рану водой. Вход в гараж смотрится отсюда крайне зловеще.

Что дальше будет? Вскрою себе там вены, убьюсь током, невзначай подожгу запасы растворителя? Не особо хорошая перспектива. Понимаю, что на сегодня приключений хватит. Кровь прекращается, я еду домой.

Позже я сменил гараж. Что это была за пакость, и как с ней можно было бороться, неизвестно мне до сих пор.

 

Андрей и Макс дружили еще со школы. Когда парни повзрослели, им, само собой, захотелось самостоятельной жизни отдельно от родителей, и они озадачились поисками квартиры. Недолго думая, Макс с Андреем решили объединить усилия и подыскать себе жильё, разделив расходы пополам. Вскоре им попалась вполне приличная трехкомнатная квартира в обычной хрущёвке.

Цена оказалась приемлемой, и парни отправились осматривать новое жилище. Квартира была настоящим чудом: просторные комнаты, все удобства, пятый этаж. Но тут же обнаружилась странность — когда ребята решили, кто в какой комнате будет жить, Андрей заметил, что на двери его будущей комнаты стоит шпингалет. Обычное дело, да только стоял он снаружи. Сначала хозяйка, сдававшая квартиру, говорила, что это просто для того, чтобы дверь не открывалась от сквозняка. Но потом, когда Андрей заверил её, что квартиру они в любом случае возьмут, а дело тут исключительно в любопытстве, она нехотя призналась, что раньше здесь жила семья её хорошей подруги: она сама, муж, ребёнок и свекровь. Последней было много лет и к старости она потихоньку начала сходить с ума. Поэтому, чтобы удерживать её на одном месте и обезопасить себя и ребёнка от её возможных выходок, отец поставил этот шпингалет. Таким образом, большую часть времени бабушка проводила взаперти в полном одиночестве, лишь несколько раз в день кто-нибудь из родственников заходил, чтобы принести ей еду и прибраться.

Конечно же, это не могло не сказаться на её состоянии, и вскоре дела стали совсем плохи. Она перестала узнавать сына, называла его почему-то Алексей, хотя он был Владимир. Как он сам вскоре рассказал, Алексеем был его брат, умерший еще в роддоме. По ночам она никому не давала спать, всё время что-то бормоча у себя в каморке. Иногда она пыталась выломать дверь, но, разумеется, 70-летней больной женщине это было не под силу. Наконец, промучившись так еще полгода, бабушка умерла. Нашли её не сразу: когда мать зашла в комнату с подносом с едой, бабушки в комнате не оказалось. По полу были разбросаны какие-то клочки бумаги, осколки разбитой лампочки и объедки. Саму бабушку обнаружили в шкафу, она сидела, вжавшись в заднюю стенку и подобрав под себя ноги, будто прячась от чего-то. Похоронив свекровь, женщина вскорости вынудила мужа переехать, не давая никаких объяснений.

Ребята восприняли историю довольно спокойно. Они слышали подобные байки о нехороших квартирах, но относились к ним довольно недоверчиво. Но первые «звоночки» стали проявляться уже через пару недель после новоселья. В квартире без конца перегорали лампочки — стоило вкрутить новую, держалась она пару дней, не больше. Вызванный электрик заверил жильцов, что проводка в полном порядке, возможно, дело в скачках напряжения, однако во всём доме никто, кроме обитателей этой квартиры, на перебои с электричеством не жаловался — лампочки горели, сколько положено.

Еще через месяц знакомая девушка Андрея осталась ночевать у них. Наутро она, вся невыспавшаяся, рассказывала, что всю ночь видела краем глаза какие-то тени. А кроме того, очень долго её не покидало ощущение тяжелого взгляда и чьего-то присутствия, будто из зеркального серванта на неё кто-то смотрел.
Её истории никто не верил до следующего случая. Дело было так: Андрей возвращался из института и уже подходил к дому, когда, взглянув на окна квартиры, заметил, что кто-то внутри шевелит шторами, то раздвигая, то сдвигая их обратно. В том, что дома совершенно точно никого нет, он был уверен — час назад он звонил Максу, и тот сказал, что поехал домой к родителям. Опасаясь, что в дом могли забраться воры, он собрался было уже звонить в милицию, как шторы окончательно распахнулись, и в окне появилась фигура. Андрей стоял уже под самыми окнами и с ужасом наблюдал, как на него не отрываясь смотрит белое старческое лицо с редкими седыми волосами. Андрея прошиб ледяной пот, он заозирался по сторонам, чтобы найти рядом хоть кого-нибудь живого, но двор был пуст. Снова подняв глаза, Андрей не увидел уже ничего: шторы были плотно задёрнуты. Так, не в силах войти внутрь, он сидел и ждал, когда придёт Макс. Но Макс всё не появлялся и на звонки не отвечал. Была зима, и через несколько часов сидения на лавочке у подъезда Андрей всё же решился войти, чтобы забрать ключи от родительской квартиры и переночевать там (родители его уехали в Египет). Оказавшись у двери, Андрей долго колебался, однако, собрав волю в кулак, решил-таки её открыть. Но ключ не поворачивался в замке, будто дверь была открыта. Вдруг изнутри раздался голос Макса: «Это ты?».

Андрей тут же понял — его разыграли. Вне себя от негодования он распахнул дверь и влетел внутрь. В коридоре его встретил Макс, он стоял и размешивал чай в кружке. «Очень смешно!» — рявкнул Андрей. «Что смешно?» — спросил Макс странно глухим голосом, но Андрей не придал этому значения. «Ничего», — бросил он в ответ и, оттолкнув друга, направился к себе в комнату. Когда он уже захлопнул за собой дверь, к нему вдруг пришло понимание, что кожа у Макса была какой-то холодной и склизкой, как колбаса, пролежавшая очень долго на столе и успевшая испортиться. Всё ещё взвинченный, Андрей скинул с себя пропотевшую майку и открыл шкаф, чтобы положить её на полку.

С ужасом отпрянув, он увидел в шкафу Макса. Он неподвижно сидел там, где обычно висит пальто, поджав под себя ноги и запрокинув голову. Он был мёртв. А из зала раздавался звон чайной ложки и приближающиеся шаги.

 

В 1997 году я окончила школу и не смогла поступить в институт. Жила в деревне, которая мне осточертела, а тут тетя из города позвала к себе — мол, она одна в двухкомнатной квартире, да и работать или учиться на курсы пойти можно будет. Я была ей несказанно благодарна. Пошла на курсы бухгалтера, стала сидеть с ребенком одной знакомой, за что она неплохо платила. Вроде бы все устраивало, но почему-то боялась оставаться одна в этой квартире. Да и заметила, что тетя тоже старается одна дома не сидеть.

И однажды я узнала, почему (до сих пор мурашки по коже от этих воспоминаний).

Дело было днем. Я пришла с занятий очень уставшая, время ещё было, и я решила немного отдохнуть перед работой. Но в свою комнату не пошла, а прилегла в комнате тети на ее тахту. Легла на спину и задремала. И вдруг чувствую, что меня кто-то или что-то ужасно сильно трясет за грудь. Мне стало не по себе, я попыталась встать, но ног не ощущала. Тогда я попыталась кричать, но из моего тела словно все силы выкачали. От этой тряски мне стало дурно, начало мутить. И тогда я вспомнила, что при встрече с нечистью нужно говорить матерные слова. Кое-как я начала двигать губами. Не знаю, сколько времени мне потребовалось для того, чтобы произнести первое ругательство, но как только это удалось, сразу стало легче. Потом я выдавила еще слово, и еще... И тут меня словно отпустили, но тело по-прежнему мне не подчинялось. Я открыла глаза и застыла от ужаса — напротив меня стояло кресло и в этом кресле сидел халат.

Я понимала, что это чей-то образ, но не видела его. Халат сидел (!) в кресле, а я смотрела на него, не в силах что-либо больше сделать, даже не в силах закрыть глаза.

Не помню, что было дальше. Видимо, я просто отключилась. Но точно знаю, что это был не сон и не бред. Я ничем не болела, ничего подобного в жизни не было. Никакие домовые меня не трогали, ничего потустороннего я не видела и в страшилки не верила.

Когда пришла тетя, я спросила, чей это халат. Она сказала, что свекрови. А свекровь умерла несколько лет назад. Они друг друга вообще не любили, но жили вместе и постоянно ругались. Я так и не поняла, а в чем я-то перед ее свекровью провинилась? Или меня запугать хотела, чтобы я сбежала от тетки? Тогда это у нее получилось — в тот же день я собрала вещи и съехала...

 

Однажды осенним вечером я возвращался из дачи в город. Дача у меня расположена километрах в двадцати от города, так что ехать нужно было довольно приличное расстояние. На дороге было темно, я включил дальний свет. На дороге не было машин, поэтому я прибавил газу. Может быть, немного и превышал скорость...

Когда бледная собака выскочила прямо перед машиной, я не успел затормозить и сбил ее. Остановил машину на дороге чуть дальше. Несколько секунд я не мог пошевелиться. Я был в шоке. Почему-то был уверен, что это была домашняя собака, и мне придется сказать ее хозяевам, которые вот-вот выйдут из обступающего дорогу леса, что я сбил их любимца.

Я вышел из машины. Спереди с пассажирской стороны была вмятина и потертости. Хотя вмятина была заметной, все же я ожидал худшего, сбив собаку на такой скорости. Тогда у меня возникла надежда, что и с собакой все может быть не так уж и плохо. Я разглядел её чуть впереди на дороге и направился к ней. Животное дергалось. Чем ближе я подходил, тем больше оно, похоже, приходило в сознание. Поначалу я предположил, что оно пытается встать, но потом заметил: что-то было не так. Шкура существа — теперь я увидел, что это вовсе не собака — была лишена шерсти, бледная, почти серая и полупрозрачная, плотно обтягивающая кости. Кроме того, для собаки это существо было слишком крупным. Крови я не увидел. Его конечности были непропорциональные и очень странные, напоминающие одновременно собачьи и человеческие — больше всего мне запомнились узловатые пальцы с большими расстояниями между ними. Оно встало на задние лапы, в таком положении напоминая уже не собаку, а обезьяну ростом с меня, и повернулось в мою сторону. Когда его большие черные глаза уставились на меня, я сделал несколько неуверенных шагов назад, потом побежал. Тут же существо бросилось на меня, и я уверен, что если бы я не успел убежать от него, то его челюсти сомкнулись бы на моей шее.

Так быстро мне никогда не доводилось бегать, но существо не отставало. Наконец, я прыгнул в машину и захлопнул дверь. Тогда существо стало расхаживать прямо перед машиной, на самом краю света фар. Я тронул машину с места, и оно яростно бросилось на стекло сбоку. Слава богу, стекло выдержало. Я втопил педаль газа в пол и уехал, выжимая из машины всё, что было можно. Из-за темноты я не мог видеть, гонится существо за мной или давно отстало, но вплоть до города я каждую минуту бросал нервные взгляды на зеркало заднего вида.

 

Моя тетя — не сумасшедшая; наоборот, она женщина весьма рассудительная. Но при этом она: а) очень религиозна; б) пережила большую трагедию (убийство мужа). Да и история, которую я расскажу, случилась с ней в далеком детстве. И тем не менее, история была рассказана, показалась мне жуткой, так что я решил пересказать её.

Тетя Лена — из поколения «послевоенных» детей. Ее родители голодали, мерзли, переживали всяческие лишения, и в результате девочка родилась хиленькой. А в пять лет ей поставили более чем неприятный диагноз — туберкулез. В пятидесятые годы эту болезнь, конечно, лечили — но лечили долго, тяжело и, прямо скажем, местами довольно варварскими методами.

Вы себя только представьте: маленького ребенка везут в санаторий, где он проведет не неделю, не месяц — ближайшие два-три года! Разумеется, с советскими доходами и образом жизни родители часто к нему из Москвы приезжать не смогут. По приезду в этот санаторий ребенка уложат в постель и строго-настрого запретят вставать — чтобы зараза по крови и телу особо не гуляла (это был один из основных методов лечения). Разумеется, маленький ребенок не послушается. Тогда его привязывали к кровати.

Так произошло и с тетей Леной. Ей, правда, повезло с врачом. Он оказался молодым, талантливым, а главное, искренне сочувствующим. Первые дня три тетя Лена (хотя какая тетя, тогда она была просто «Леночка») плакала почти не переставая. Врач к ней приходил с цветами и конфетками, как галантный кавалер. В конце концов, Лена подуспокоилась, но по ночам ей было очень тяжело, и не только из-за тоски по родителям. Когда объявляли отбой и выключали свет, по коридору начинали бегать дети, играя в салочки. Леночка с ними играть не могла, потому что лежала, привязанная к кровати, но к себе в палату звала. Сначала дети вообще то ли не слышали ее, то ли притворялись. Потом вообще начали издеваться: стояли в дверном проеме, звали к себе, но сами не заходили. Лена на них обиделась и перестала их звать.
Несколько раз за ночь дети резко замолкали и быстро убегали. Леночка видела, как по коридору быстро проходит высокая тень (видимо, санитара), но до поры до времени ему хулиганов не сдавала. И все же в конце концов ее терпение лопнуло, она совсем разобиделась и решила наябедничать. Когда санитар в очередной раз проходил мимо нее по коридору, Лена его позвала и нажаловалась на детей, которые бегают по коридорам.

Человек очень резко остановился. В темноте Леночка могла видеть только совсем смутный силуэт, но поняла, что на нее посмотрели. Не произнеся ни слова, санитар вошел в палату. Там было чуть светлее из-за окна, и девочка сразу поняла: никакой это не санитар. Во-первых, одет он был не как врач. Во-вторых, двигался странно, как будто мелко семенил ногами. В-третьих, руки у него были согнуты, и странный человек все время шевелил пальцами перед лицом, как будто перебирал что-то невидимое. А еще он очень сипло дышал. Странный дядька быстро засеменил к Лене, и она очень испугалась. Чем ближе фигура приближалась, тем меньше она походила на человека. Тетя Лена до сих пор не может внятно объяснить, кто же это был. Она зажмурилась, потому что убежать не могла из-за веревок. Когда, по ощущениям, «санитар» был уже совсем близко, из коридора раздался детский голос. Мальчик кричал какие-то глупые дразнилки, вроде «не догонишь — не поймаешь». Когда Леночка решилась приоткрыть глаза, тень уже снова была в коридоре, видимо, преследуя мальчика.

После этого ночная беготня в коридорах не прекратилась, но, разумеется, Лена больше никогда не окликала высокую тень, даже не смотрела в дверной проем.

А потом она впервые увидела ребенка в том санатории днем. И с удивлением узнала, что до того момента она была единственным маленьким пациентом в этом корпусе санатория. До нее там лежала группа детей, но часть из них перевели в корпус с более щадящим режимом еще до ее приезда, а несколько ребят, увы, умерли, слишком запущена была болезнь.

Слава Богу, тетя тогда пошла на поправку, и ее тоже перевели в корпус, где можно было ходить и играть. Там были свои «страшилки» — например, про полуразвалившееся здание неподалеку. Его строили, да так и не достроили немецкие военнопленные, кто-то из них вроде как даже умер во время стройки, и говорили, что души погибших до сих пор живут в здании. Тетя Лена зарекомендовала себя самой смелой девчонкой в корпусе, потому что бегала по этим развалинам без всякого испуга. Она-то знала, где в санатории действительно страшно.

 

Года три назад рядом с нами жил сосед. Сейчас его квартира давно занята другими людьми, и о нем помним, наверное, я да баба Соня, тетка с нашего этажа. Звали мужчину Федором. Веселый был, истории разные рассказывал, умел заинтересовать. Только одинокий совсем: детей нет, жена была, да умерла, как они только в наш дом переехали. Я любила с ним сидеть у дома и истории его слушать. Он часто мне о работе своей говорил, а работал он в нашем московском метро.

Как известно, строилось метро первоначально как огромное бомбоубежище. То, что мы видим на стенах вагонов — эти пересеченные разноцветные линии — всего лишь часть огромного подземного мегаполиса, лежащего под Москвой. Федор говорил о множестве тоннелей, о темных ответвлениях, о которых знают только работники, о том, что делает обходчик путей, ходя по подземному «городу» с карманным фонариком. Говорил долго, интересно.

Однажды, после очередного рассказа, он замолчал, сплюнул, закурил и сказал: «А ты знаешь, что люди в метро пропадают каждый месяц, по одному-два человека?».

Я вся превратилась в слух. Действительно, он и раньше упоминал, что люди пропадают. Но это почти незаметно. Обычно это бомжи, которые остаются на ночь, чтобы погреться, или сами работники — путевые обходчики, как дядя Федор.

— Вы, пассажиры, не особо внимательный народ, — усмехнулся он тогда. — Едете, газеты читаете, музыку слушаете, а если бы были наблюдательнее, то заметили бы их...

— Кого — их? — спросила я.

— Настоящих обитателей, постоянных жителей метро. Мы же просто гости. Там своя жизнь. Частенько они наблюдают за нами из черных дыр коллекторов и вентиляции. У нас, бывает, гадость всякую в тоннелях находят: тряпье в крови, куски мяса равные... Ссылаются на то, что это собаки забредают, или всякая другая живность под поезда попадает. Но, что интересно, быстро закрывают эту информацию. Не зря метрополитен держит людей большой зарплатой, а то давно уж поразбежались бы... Будь внимательнее, всякое бывает, поздно не мотайся...

После этого разговора мне стало как-то неприятно, но я особо не приняла это всерьез.

Прошло какое-то время. Я вернулась от матери (неделю провела у нее) и по обыкновению позвонила в квартиру Федору, чтобы поздороваться. Дверь открыла молодая женщина. Я удивилась — это была племянница соседа, которая уже сто лет не приезжала к нему. Я спросила, где Федор. Она сказала:

— А, вы ещё не знаете?.. Он пропал во время ночного дежурства. Ушел на работе на обход запасного тоннеля и не вернулся. На рельсах только нашли его перчатки и фонарик. Может, куда провалился, мало ли там всяких дыр. Надеюсь, найдут тело, хоть похороним...

Мне тем вечером было донельзя тоскливо. Я знала, что дядя Федор уже никогда не вернется из подземного города.