Засвистел осенний ветер, Стаи птиц летят на юг. Всё меняется на свете - Стала ночь длиннее вдруг. Небеса иными тоже, Нам лишь снится летний зной: Реже день стоит погожий, Чаще - дождь бубнит с тоской. Голос ветра - с хрипотцою, Слышен скрип взгрустнувших крон. Время - мелкою трусцою... Зимний близится полон. Осень больше не любима, Уж дождей боится гриб. Зреет ягода-рябина Под небес печальный всхлип. Разунылые пейзажи - В них вся правда ноября... Цифры жгут холодной сажей Серый лист календаря.... Натали Самоний.
У каждого свой дом, свои ключи, и жизнь своя, где все давно расчерчено, где ты не задыхаешься в ночи, что засыпаешь с нелюбимой женщиной.. . Где я почти привыкла, что скрывать, твердить ему «люблю»... и пить по праздникам, за то, что невозможно время вспять перевернуть /как говорили классики/... За то, что ты умеешь отпустить – грехи, мечты, любовь и много прочего... За то, что до сих пор хочу забыть, как примеряла сыну твое отчество... За то... за всё... за всё меня прости... а я уже давно простила... прОжила... Надеюсь, что на жизненном пути ты смог найти совсем со мной не схожую... Об остальном, прошу тебя, молчи! Мне хватит знать, что счастлив, жив и радостен... У каждого свой дом, свои ключи, и жизнь своя, где место есть для праздника... Бондарь Ольга Викторовна
Утром кофе с дымом сигарет. Первое декабря, Вот и зима. И нет пользы от того, что мы прожили. И что ещё впереди нас ждёт. Какая разница, Когда всё равно нет пользы. Мы просто проживаем эту жизнь как выпиваем виски. Бокал шампанского, Первое января и кажется, вот она – новая жизнь, И всё равно нет пользы от тоста, Всё равно не сбудется. И какая тоска, что там, что то осталось. В том декабре, Не для меня и не для тебя. И опять кофе с дымком от сигарет. И уже надоел этот кофе и курить не хочется. Первое февраля, А скоро день влюблённых. Только какая нам от этого польза, всё равно это не про нас. Снег занёс весь город. Ну и пусть. Я ведь всё равно не поеду к тебе через весь город, И ты не приедешь, даже если я попрошу. Рюмка водки, и всё останется где то там. Перешла на чай и бросила курить. Первое марта, вроде весна. Коты орут под окнами от счастья., А я вою волчицей на твоё окно. Но не будет от этого пользы, Ты ведь всё равно не поймёшь, Наверно зря я всё это. Налью горький кофе с дымом сигарет . И пусть опять вернётся зима.... А.Лео
Из - за пазухи вынув щенка - сироту, Обратился хозяин со словом к коту: "Вот что, серый! На время забудь про мышей: Позаботиться надобно о малыше. Будешь дядькой кутёнку, пока подрастёт?" - "Мур - мур - мяу!" - согласно ответствовал кот. И тотчас озадачился множеством дел - Обогрел, и утешил, и песенку спел. А потом о науках пошел разговор: Как из блюдечка пить, как просится во двор, Как гонять петуха и сварливых гусей... Время быстро бежало для новых друзей. За весною весна, за метелью метель. .. Вместо плаксы щенка стал красавец кобель. И, всему отведя в этой жизни черед, Под садовым кустом упокоился кот. Долго гладил Хозяин притихшего пса... А потом произнёс, поглядев в небеса: "Все мы смертны, лохматый... Но знай, что душа Очень скоро в другого войдёт малыша!" Пёс послушал, как будто понять его мог, И под вечер котёнка домой приволок. Тоже - серого! С белым пятном на груди!. . Дескать, строго, Хозяин меня не суди! Видишь, маленький плачет? Налей молока! Я же котику дядькой побуду пока.. . © Мария Семенова
Кофейная колыбельная Кот уминает остатки холодной пиццы. В маленькой клетке тихо скребется мышь. Взгляд от экрана: – Ну, вот… и тебе не спится? – Как я могу уснуть, если ты не спишь? Солнцем искусственным тускло чарует лампа. – Сколько там на часах? – Без чего-то три. Сладко зевая, сползаешь с дивана на пол: – Кофе давно хочу, только лень варить. Месяц глазеет на сонные наши лица. Я выхожу, ногой прикрывая дверь. «…ложечку сахара, чуда, чуть-чуть корицы» Слышу вдогонку: – Сахара можно две. Кофе готов. Босиком возвращаюсь в спальню. В спальне тепло, открыто одно окно. На подоконнике стройная в платье бальном С книгой в руках сидит забияка-ночь. В комнате пахнет осколками звезд и маем. Ночь замирает и говорит мне: «чшшш» Ставлю на тумбочку кофе и понимаю: Кофе готов, а ты уже сладко спишь.... Саша Бесt
Хочешь - я стану самой красивой, буду спортсменкой плавать в пруду, буду водить легковую машину, в пробках стоять и любить тишину? Хочешь - я завтра создам Web-страницу и на испанском заговорю? Сканер запомнит счастливые лица: Хочешь ребенка и первый "Агу"!? Хочешь - я сделаю будни как сказку: поле ромашек под нашим окном? Я превращусь в принцессу и ласку, кошку, змею, Клеопатру и сон? Хочешь - я прыгну вниз с самолета: только сначала меня застрахуй: и ощущения после полета я перелью в часовой поцелуй? Экскурс в историю родственных скифов, в женскую душу и тайну стихов? Хочешь - поездку на Tenerife и бесконечные секс и любовь, Море и солнце, сердце и руку, радость и горе, слезы и смех? Лишь не проси меня новый компьютер: хочешь - не хочешь, но Я - лучше всех!
Знаешь, любимый, я - королева, От королев не уходят налево, От королев ходят только вперед, Или на трон, или на эшафот. Знаешь, хороший, я - твоя тайна, Тайну, поверь, не находят случайно. Ты уже думаешь: «Все, разгадал!», Но лишь одно покрывало поднял. Знаешь, родной мой, я - твоя встреча, За этой встречей - небо и вечность, Следом за ними - море и звезды, Все слишком сложно? - Все очень просто! Все очень просто, но неповторимо, Я - твоя нежность, ты - мой любимый, Мы - навсегда, без тревоги и гнева, Ты - мой король, ну а я - королева!!!
Ну раз пошла такая романтика то так и быть поделюсь ))))) таких строк в сети нет - это сугубо индивидуальные строки Пускай быстрей вершатся судьбы мирозданья, Пускай на миг, всего на миг померкнет белый свет, Не надо громких слов и пошлых оправданий, Когда от скуки умирает вдруг поэт Ему же смерть казалась вечно недалекой. О, сколько раз она на себя бывает в мире зол, Но только с ней он не был одиноким, И с ней как с дамой высшего полета шёл… На тот вселенский бал, где торжествует вечность Где негой поднебесной музыка звучит Она невеста - в платье подвенечном, Ему одной измены только не простит. Она одна его печаль и боль хранит….
то, что меня затронуло глубже всего в сознательном взрослом возрасте.... до слез ..... самое-самое... о любви, о правде жизни, о человеческом подвиге... Победа, победа... Два людоеда подрались тысячу лет назад. И два твоих прадеда, два моих деда, теряя руки, из ада в ад, теряя ноги, по Смоленской дороге по старой топали на восход, потом обратно. "... и славы ратной достигли, как грится, не посрамили! Да здравствует этот... ... во всем мире... солоночку передайте! А вы, в платочках, тишей рыдайте. В стороночке и не группой. А вы, грудастые, идите рожайте. И постарайтесь крупных. Чтоб сразу в гвардию. Чтоб леопардию, в смысле, тигру вражьему руками башню бы отрывали ... ик! хули вы передали? это перечница..." А копеечница - это бабка, ждущая, когда выпьют. Давно откричала болотной выпью, отплакала, невернувшихся схоронила, на стенке фото братской могилой четыре штуки, были бы внуки, они б спросили, бабушка, кто вот эти четыле... "Это Иван. Почасту был пьян, ходил враскоряку, сидел за драку, с Галей жил по второму браку, их в атаку горстку оставшуюся подняли, я письмо читала у Гали, сам писал, да послал не сам, дырка красная, девять грамм. А это Федор. Федя мой. Помню, пару ведер несу домой, а он маленький, дайте, маменька, помогу, а сам ростом с мою ногу, тяжело, а все-ж таки ни гу-гу, несет, в сорок третьем, под новый год, шальным снарядом, с окопом рядом, говорят, ходил за водой с канистрой, тишина была, и вдруг выстрел. А это Андрей. Все морей хотел повидать да чаек, да в танкисты послал начальник, да в танкистах не ездят долго, не "волга", до госпиталя дожил, на столе прям руки ему сложил хирург, Бранденбург, в самом уже конце, а я только что об отце такую же получила, выла. А это Степан. Первый мой и последний. Буду, говорит, дед столетний, я те, бабке, вдую ишо на старческий посошок, сыновей народим мешок и дочек полный кулечек, ты давай-ка спрячь свой платочек, живы мы и целы пока, четыре жилистых мужика, батя с сынами, не беги с нами, не смеши знамя, не плачь, любаня моя, не плачь, мы вернемся все, будет черный грач ходить по вспаханной полосе, и четыре шапки будут висеть, мы вернемся все, по ночной росе, поплачь, любаня моя, поплачь, и гляди на нас, здесь мы все анфас, Иван, Федор, Андрей, Степан, налей за нас которому, кто не пьян..." Евгений Шестаков
Любовь Коверинская Я пришел к мудрецу и спросил у него: "Что такое любовь? Он сказал "Ничего" Но, я знаю, написано множество книг: Вечность пишут одни, а другие что миг То опалит огнем, то расплавит как снег, Что такое любовь? "Это все человек!" И тогда я взглянул ему прямо в лицо, Как тебя мне понять? "Ничего или все?" Он сказал улыбнувшись: "Ты сам дал ответ!: "Ничего или все!",- середины здесь нет!"
Сказ про злыдня ))) Может кого то напомнит всем нам Рыл яму злодей на дороге лесной, Чтоб ночью свалился прохожий. Вот яма готова. Он вылез. - Постой! Прохожий ведь вылезет тоже! Ещё двое суток разбойник потел. Летела из ямы землица. Попробовал вылезти, Но не сумел. Тогда усмехнулся: - Годится!
когда-то в ранней юности случайно прочитала в мамином журнале Работница, оно осталось со мной навсегда.... Той осенью в Мостаре я любил Светлану. Если б мне знать, кто с ней рядом сегодня, если бы знать, кто сегодня ее целует, если бы знать, кто сегодня срывает мои неспелые абрикосы. Я говорил ей, ты сопливая девчонка, много всего говорил, а она плакала в ответ на мои слова, на мои руки, я говорил ей, ты ангел и чертенок, ты уже большая, не строй из себя святую, и всю ночь шли синие дожди над Мостаром. Не было ни птиц, ни солнца, ничего, она спрашивала, есть ли у меня брат, где я учусь, хорват я или нет, нравится ли мне Рильке, спрашивала обо всем. Спрашивала, мог бы я так с другой, не дай Бог, люблю ли ее, тихо спрашивала, и всю ночь над Мостаром шли синие дожди, в сумраке комнаты она казалась удивительно белой, но не хотела этого делать, не хотела или не смела, черт ее знает. Осень, та мертвая осень на окнах, ее глаза птицы, ее бедра серны и родинка, не смею сказать, маленькая лиловая родинка, или мне так казалось. Она спрашивала, хорват я или нет, есть ли у меня девушка, нравится ли мне Рильке - спрашивала обо всем, а на окнах, как рождественские колокольчики моего детства, звонили капли, и по Нижним кварталам тихо струилась ночная песня, гей, вырастила мать Сулеймана. Она рассыпала свои годы по паркету, ее губы были полными, как спелые персики, а груди теплыми, как маленькие щенята. Я говорил ей, глупая, ну что ты важничаешь, Светлана, Светлана, разве не знаешь, что атомный век, Гагарин, де Голль и все в этом духе, многое ей говорил, она только плакала, плакала. Я водил ее по Куюнджилуку, по харчевням, водил повсюду, мы прятались в пещеры и забирались на чердаки, под мостами играли в жмурки, Неретва, как жеребенок, под старым мостом я читал ей Црнянского, как хорошо, шептала она, как хорошо. Я рисовал ее ноги на влажном песке, а она смеялась так ясно и так невинно, как первые лилии, я водил ее в мечети, под тяжелым надгробьем давно мертв Караджоз-бег; на могилу Шантича она положила цветы, и плакала, как все женщины, я водил ее повсюду. Лето, и я совсем другой, пишу стихи для одной газеты, полколонки, подпись Перо Зубац, и ничего больше, а всю ночь над Мостаром шли синие дожди, в сумраке комнаты она казалась удивительно белой, но не хотела этого делать, не хотела или не смела, черт ее знает. Ни это небо, ни облака, ни эти крыши, ни выцветшее солнце над Мостаром, солнце истомившегося мальчишки, я не сумею забыть, ни ее волосы, ни маленький язык, сладкий, как клубника, ни ее смех, звучащий обещанием, ни эту молитву в часовне на Белом холме, Бог велик, она говорила, переживет нас с тобой, ни эти тяжелые синие дожди бесплодной осени, ее осени... Она говорила о фильмах, о Джеймсе Дине, говорила обо всем, немного печально о Карениной, говорила, что Клайд Гриффитс и мухи не смог бы обидеть, я смеялся - глупая, он убийца, ты ребенок; ни эти улицы, ни этих продавцов свежего номера "Освобождения", ни этот полувысохший виноград в витринах не могу забыть, эту бесплодную, горькую осень над Мостаром, эти дожди, она целовала меня всю ночь, ласкала, и ничего больше, Боже мой, и ничего больше. После снова были осени, после снова лили дожди, и только одно письмо, кажется, из Любляны, ни эти листья на тротуарах, ни эти дни я не смогу, не сумею стереть. В письме она спрашивала, что я делаю, как живу, есть ли у меня девушка, думаю ли хоть иногда о ней, об этой осени, об этих дождях, писала, что осталась прежней, ей-Богу, совсем такой же, божилась, чтоб я ей поверил, чтоб улыбнулся, а я давным-давно проклял Бога, зачем мне клятвы, клянись, не клянись, что толку лгать? Я говорил ей о Лермонтове, о Шагале, говорил обо всем, она носила с собой потрепанную книгу Цвейга и читала ее по вечерам, в ее волосах запуталось лето, желтое солнце и море, в первую ночь ее кожа была чуть-чуть соленой и в ладонях уснули рыбы; мы смеялись над мальчишками, прыгавшими в реку с моста за сигареты, смеялись, потому что кончилось лето, а они все прыгают - дети, она говорила, они же могут разбиться или схватить воспаление легких... Потом умолкала и долго-долго молчала, я свободно мог думать обо всем на свете, превзойдя Спинозу, часами мог разглядывать других или бросать гальку вниз на камни, мог просто уйти куда-нибудь далеко, мог умереть от одиночества у нее на коленях, один в целом мире, мог превратиться в птицу, в воду, в камень, мог все, что угодно... У нее были длинные, хрупкие, нежные, но быстрые пальцы, Мы ловили божьих коровок и гадали, и играли в прятки, Светлана, выходи, вон ты за камнем, я же не слепой и в своем уме, давай-давай поторапливайся, не то у меня получишь; когда она водила, я мог спрятаться хоть в реку, все равно находила сразу, говорила, что по запаху, что слишком хорошо меня знает. Я никогда не верил, наверное, просто подглядывала. Она любила каштаны, мы приносили их в комнату и развешивали на нитках, она любила осенние розы, когда мои розы засыхали, она клала их в коробку. Я спрашивал ее, что она думает об этом мире, верит ли в коммунизм, хотела бы стать Наташей Ростовой, спрашивал обо всем, подчас глупо, еще как знаю, что глупо. Спрашивал, хотела бы она иметь маленького сына, скажем, белокурого, она прыгала: хочу, хочу,- потом вдруг становилась грустной, как увядший цветок: нет и нет, ни за что на свете, посмотри на него, ему бы только это, словно она свалилась с Юпитера, да и кто такой Перо Зубац, и почему именно он, а не другой, этого еще не хватало. Я говорил ей, глупая, ты же умница, ты ангел и чертенок, многое говорил. Она ничему не верила. Все вы мужчины такие, вруны и обманщики, и еще много всего говорила. А над Мостаром шли синие дожди... Я действительно любил Светлану той осенью. Если б мне знать, кто с ней рядом сегодня, если бы знать, кто сегодня ее целует, если бы знать, кто сегодня срывает мои неспелые абрикосы. Перо Зубац
Когда выпадет снег И укроет уснувшее лето Жизнь войдет в колею И пойдет под контролем часов В свете лампы настольной Будет таять дымок сигареты Будет ночь за окном Сочинять темы будущих снов * Чашка крепкого кофе Освежит задремавшую память Мой архив не закончен, Но что было - уже ни при чем В ожиданьи рассвета Под гитару пытаюсь шаманить Подпоет мне тихонько Та, что за левым плечом... * Когда выпадет снег, Завершится пора ожиданья Мы устанем мечтать И мир станет таким, как он есть Свет полуночных кухонь Освещает спираль мирозданья Когда выпадет снег, Мы останемся здесь...
Когда давит на сердце скуки призрачный груз И в зашторенных окнах затеплится вечер Тихо входит в мой дом настроение-блюз Молча выключит свет и обнимет за плечи . Настроение-блюз, настроение-грусть Настроение-дождь, настроение-осень Раз болеет душа, то я блюзом лечусь Да чуть-чуть коньяка – раз уж грусть моя просит… . Ах, гитара-подруга, ты не в силах молчать, И в минорном квадрате польются куплеты Настроение-блюз лечит лучше врача Зажигая в душе искру божьего света . В блюзе выплакав боль, приглушу я струну Торопясь, набросаю рожденные строки… А на небе Господь зажигает Луну, Как маяк, для грустящих и одиноких...
Когда серый дождь Будет лить стеной, Я вернусь из небытия. Сквозь пустую ночь За твоей спиной Протяну две ладони я. И, глаза закрыв Тебе, я спрошу: "Кто пришел к тебе, угадай?" Вновь меня простив, Скажешь: "Я прошу, Только мне проснуться не дай..." Не скажу тебе То, что я - не сон, Что вернулась в сей мир опять. Вопреки судьбе, Сквозь сомнений сонм, Чтоб с тобой вот так постоять. И забудешь ты Всех тревог ряды Позабудешь свою печаль. Сумрак пустоты Из твоей груди Улетит с темным ветром вдаль... А под утро я Улечу в рассвет, В твоем сердце оставив взгляд. Ты прости меня, Ведь меня уж нет, Я уже не вернусь назад... Когда серый дождь **Будет лить стеной, **Я вернусь из темных дней **Сквозь пустую ночь **За твоей спиной **Протяну ладони я. **И, глаза закрыв тебе, я спрошу: **“Кто пришел к тебе, угадай?” **Вновь меня простив, **Скажешь: “Я прошу, **Только мне проснуться не давай…” **Не скажу тебе **То, что я – не сон, **Что вернулся я в этот мир опять. **Вопреки судьбе, **Сквозь сомнений сонм, **Чтоб с тобой вот так постоять **И забудешь ты **Всех тревог ряды **Позабудешь ты свою печаль….. Сумрак пустоты Из твоей груди Улетит с темным ветром вдаль. А под утро я Улечу в рассвет, В твоем сердце замер взгляд. Ты прости меня -Ведь меня уж нет, Я уже не вернусь назад.....
Мне нравятся фильмы про мрачного Сталина, Как ходит он, трубкой пыхтя, по Кремлю. И вешает всех от Иркутска до Таллина, Но порно я все-таки больше люблю.
Мне кажется, Вы любите кого-то, на остальных Вам просто наплевать! По вечерам — надежды, мысли, фото, а по утрам — холодная кровать. Горячий кофе, снова на работу, и день убит — больная голова. Боитесь — не взаимно, не по нотам, такие важные скрываете слова. Мечтаете, что скоро всё случится, откладывая счастье на потом. Вокруг всё те же лица, лица, лица, а в сердце так по-прежнему дурдом. Я чувствую, что Вы переиграли: игра не стоит свеч, душа — огня. И Вам, и мне не скрыться от печали, как жаль, что Вы не любите меня! Костя Крамар
